Мы ехали с подругой-стюардессой на старом розовом шевроле по улице Старой Гаваны, она закрыла глаза, откинулась на потертое сиденье и сказала: «Я дома». А я все озиралась по сторонам — разруха, жара, мочой тянет из каждой подворотни и все на тебя смотрят, смотрят, смотрят, — и думала: «Э-э-э-э-м-м-м…»
Это была моя первая Куба. По-испански я знала слов двадцать: «ме густа» («мне нравится»), «но ме густа» («мне не нравится»), «си» («да»), «пор фавор» («пожалуйста»), «но тенго динеро» («денег нет») — прожиточный минимум, в общем. У нас было пятнадцать дней занятий танцами с местными ребятами, долларов двести за душой и пара съемных комнат в доме у местных. И если бы кто-то тогда сказал мне, как далеко меня завезет тот розовый шевроле, я бы очень сильно удивилась.
Переезд на остров
С Кубы вообще сложно возвращаться в Москву, а в московский ноябрь — и подавно. Тебе остро не хватает солнца, моря, музыки из каждого окна и чтобы каждый второй встречный мужчина отвешивал комплимент или хотя бы замирал на месте, картинно схватившись за сердце от твоей неземной красоты. И когда ты перебежками, под дождем со снегом, добираешься до метро, а там тебя встречают незнакомые лица с привычно отсутствующим взглядом, что-то в тебе начинает скулить.
Ты слушаешь сальсу, льешь ром в кофе, ходишь на курсы испанского и откладываешь по копеечке, чтобы через полгода снова рвануть на этот бедный, яркий, вонючий Остров свободы. Зачем? Ну надо.
И все. Еще через пару поездок мысль о переезде в страну победившего социализма перестает казаться такой уж безумной. «А почему бы и нет? — думаешь ты. — Один раз живем!»
И рассказываешь, что все мы погрязли в потреблении, что интернет заменил нам реальную жизнь с ее многочисленными удовольствиями, а вот кубинцы — они-то, в отсутствие свободного рынка и мировой Сети, живут по-настоящему и понимают что-то такое, о чем мы давно забыли.
И вот ты переезжаешь — выходишь из дверей аэропорта Хосе Марти с двумя чемоданами: один из них забит любимыми шампунями, гелями, дезиками и прочей «гигиеной», которой на острове днем с огнем, а второй — подарками для многочисленных кубинских друзей.
Теперь тебя ждет беззаботная жизнь, в которой никто никуда не спешит, где нет дедлайнов, где все — «маньяна» (то есть «завтра»). Танцуешь до утра, гуляешь по набережной Малекон, дышишь океаном. Просыпаешься от песни Лизетт, большой негритянки, которая продает арахис в острых кулечках. Пьешь кофе. Ешь манго — сок течет по подбородку. Солнце печет. Думать вообще не хочется, хочется жить не головой, а телом: танцевать им, гулять его, вкусно в него есть и занимать его любовью.
Словом, романтика. Но месяца через три, примерно одновременно с отложенными на переезд деньгами, романтика иссякает. И остается Гавана как она есть.
Гавана как она есть
В столице Кубы пятнадцать муниципалитетов — «мунисипиос», которые поделены на районы, — и только три из них богатые (читай: «белые»). Это Мирамар в Плайе и Ведадо с Нуэво Ведадо в Пласе-де-ла-Революсьон.
Жизнь там и жизнь, скажем, в Сан-Мигеле, особенно в той его части, которую называют «фангИто» («болотце»), — это две очень разные жизни.
Так вот. Если у тебя есть какой-то надежный источник дохода извне — например квартира под сдачу на Кутузовском, или безнадежно влюбленный миллионер-простофиля, или неисправимо щедрые родственники, — то дальше можно не читать. Можно прямо сейчас паковать чемоданы и лететь вперед, в лучшую жизнь.
Снять квартиру в высотке Ведадо с балконом по периметру и видом на всю маму-Гавану или целый дом на первой линии в Мирамаре, так, чтобы море у порога, арендовать относительно свежую иномарку в «Рентакаре», платить, чтобы тебе стирали, убирали, находили и приносили, а самой есть лобстеров на ужин, запивать мохито и наслаждаться до изнеможения.
У меня такого волшебного источника не было. И когда закончились отложенные на переезд деньги и мой тогда еще молодой человек, а ныне муж так и получал 25 долларов в месяц, работая начальником отдела кибернетики в местном центре нейрохирургии, пришлось зажить как все. Даже сложнее.
Кубинская парочка может найти себе комнату долларов за 50 в месяц. Это, конечно, будет дыра где-нибудь на отшибе Ла Лисы, но дыра с потолком и стенами. Иностранцу же найти «касу» дешевле 150 долларов в месяц нереально. Тебя бы, может, и пустили пожить в соляре (многоквартирные трущобы) для местных, но как только соседи пронюхают, что ты — «экстранхера», за хозяевами комнатки сразу придут. И влепят штраф. Потому что для сдачи жилья приезжим нужна лицензия.
Мы снимали целую квартиру за 180 долларов. Она, правда, была размером с кладовку, по стенам иногда ползали скорпионы, на кухню могла заскочить крыса, а горячая вода была только в те часы, когда не мылись соседи сверху, но это — пустяки, дело житейское.
Вскоре я обнаружила, что отписывать на фрилансе статьи в Россию не получится — по причине отсутствия нормального (быстрого, бесплатного, безлимитного) интернета — и быстро переквалифицировалась в частного гида. Но и тут доход был непостоянный — то густо, то пусто.
Так что мы очень радовались, когда старший брат мужа, шеф-повар одного из местных ресторанов, пристроил его по ночам мыть кухни в кафешках сети Habaguanex. Ночь — 10 долларов плюс маленькая доля от общих чаевых заведения.
Помню, как-то раз мы возвращались около пяти утра из ресторана, я помогала убираться. Шли пешком, потому что «мАкины» — местные маршрутки, те самые американские и советские ретроавто, — еще не ходили.
О собственной машине мы, как среднестатистические кубинцы, естественно, не смеем и мечтать. Шутка ли — накопить 10—11 тысяч долларов на убитую «шестерку» 1970 года выпуска (да-да, это реальные местные расценки) при наших-то доходах.
Ну вот. Возвращались, и я пошутила, мол, «валиА ла пЕна», стоило ли получать два красных диплома ему и мне, чтобы теперь мыть полы в едальне. Муж серьезно сказал: «И грасиас!» И слава богу, что так повезло, то есть.
Дай доллар!
Когда ты приезжаешь в Гавану на пару недель отдыхать, милая привычка местных обсчитывать туристов на каждом шагу не очень-то и раздражает. Подумаешь, 10 центов сдачи или лишний доллар в ресторанном счете — что настроение портить из-за такой мелочи?
Но все меняется, когда начинаешь на острове жить. Все — кроме попыток обсчитать тебя хоть на копеечку.
Я быстро свыклась с тем, что на Прадо ко мне — абсолютно очевидной некубинке — подбегают дети и по-английски просят дать им доллар. «Ке доллар де ке, компадре? Мира, мучачо, пор фавор!» («Какой еще доллар, товарищ? Да я тебя умоляю!») — осаждаю я, и дети растерянно хлопают глазами: иностранная тетя, а говорит как кубинка.
Но есть моменты, которые коробят до сих пор, — например, когда я захожу в школу к племянницам, а учителя или завуч так же начинают клянчить у меня доллар «на благоустройство школы». И если я отказываюсь наотрез, предлагают продать мне революционную книгу — что-нибудь про Че Гевару или штурм казарм Монкада. За доллар.
Я взяла в привычку считать сдачу до копейки везде — на рынках, в магазинах, в ресторанах, в банках, в макинах и автобусах, потому что везде были прецеденты. Особенно запомнилось, как я на еще неокрепшем испанском требовала у водителя «гуагуа» (автобуса) мои четыре песо сдачи.
Я была в вечернем платье и на каблуках, потому что ехала танцевать. Проезд стоил меньше песо, я дала пять. Казалось бы, ну что такое четыре местных кубинских песо? Но это, извините, четыре белые булки, или четыре банана, или три яйца, или фунт риса. И главное — это МОИ четыре песо, которые я не собиралась дарить. Примерно все это я и высказала тогда. Автобус аплодировал.
